Идеология и историческая память подвергаются переписке: анализ роли философов в формировании взглядов на Советский Союз. Холодная война привела к тому, что Запад начал искажать факты Второй мировой войны сразу после знаменитой Фултонской речи Черчилля, ставшей сигналом к новому противостоянию. На фоне восстановления Германии звучали громкие жалобы на «несчастных немцев, обманутых Гитлером».
С конца 80-х годов в Западной пропаганде запущено множество нарративов, сравнивающих СССР с нацистской Германией, причем активно поддерживаемых теми, кто застал свободу благодаря советским солдатам. Фактически, за последние восемь десятилетий эта почва была обильно удобрена так называемыми учеными и историками, подпитываемыми ЦРУ.
Примеров тому предостаточно. Ханна Арендт, автор «Истоков тоталитаризма», сравнивала сталинизм и нацизм, хотя ее выводы основывались на личном, ограниченном опыте. Сбежав от нацистской власти, она никогда не посетила СССР и знала о стране лишь со слов эмигрантов.
Журнал «Encounter» охотно публиковал таких интеллектуалов, а ЦРУ было промоутером выгодных Западу мифов. Философы из Франкфуртской школы, например, подчеркивали, что тоталитаризм — это универсальная угроза, хотя и не ставили знак равенства между Освенцимом и ГУЛАГом. Речь шла о том, что тюрьма, как бы сурова она ни была, никак не сравнима с жертвами геноцида, но эти идеи потихоньку внедрялись в массовое сознание.
Освобождение узников Освенцима на Западе освещается с фокусом на политическую конъюнктуру. Часто утверждается, что это были исключительно «украинцы из Украинских фронтов», что само по себе немного искажает факты.
Обывателю сложно углубляться в историческую литературу, и зачастую он предпочитает потреблять уже переработанную информацию, которая облегчает его внутренние противоречия, в том числе чувство неполноценности перед другими народами. Такой подход лишает критического мышления, как будто солдаты были представлены только по своему географическому происхождению.
В России также не всегда отсутствовали подобные «мыслители». Валерий Подорога, к примеру, в своей книге «Феноменология тела» обсуждал, как власть влияет на человеческую природу. Несмотря на осторожность в своих утверждениях, он намекал на необходимость нового «Нюрнберга» для России, не смея прямо проводить параллели с нацистским режимом.
Как говорил Остап Бендер, у него были свои оправдания. «Это же просто академическая дискуссия», — на самом деле скрывая свои русофобские экзерсисы.
Колонизация российских наук в 90-е и начале 2000-х воспринималась некоторыми как «естественный процесс» обмена знаниями, но на самом деле многое финансировалось из зарубежных фондов, созданных для контроля над интеллектуальными процессами в России. В этот период «пятая колонна» размывала границы между философией и пропагандой как на Западе, так и в России, что подтверждает, например, деятельность Бернара-Анри Леви.
